Ксения Смирнова. Запуск #5
Содержание
Горечь
Это дело не понравилось ему сразу: от него веяло чем-то грязным, подозрительно понятным и вместе с тем неуловимым. С каждым новым сведением Джек должен был приближаться к печати «раскрыто», но образ той, напротив, становился все более расплывчатым. Помощник смотрел на главного следователя с совершенно не утешающей надеждой.
Небольшое отделение полиции который день негодовало: прерывать их легкие волны краж, побоев и клеветы настоящим цунами убийства было по меньшей мере бессовестно со стороны преступника. Здесь к такому не привыкли.
- Так, говорите, неприятелей у миссис Дотчер не было? – Джек с трудом сдержал вздох. Перед ним был, кажется,
уже пятый человек, и все об одном. Не могла же она быть святой, чтобы не иметь врагов, честное слово!
-
Что вы, - вновь разочаровала следователя миловидная подруга покойной. Ее собранные в пучок волосы, ровно как
и легкое платье предыдущей, как и рингтон на телефоне начальника, напоминали о Лесли. В последний раз они
виделись вчера утром, когда он уезжал в отдел, и с тех пор держали связь только тоскливыми сообщениями.
Джеку это не нравилось: он по-настоящему тосковал, и это сильно отвлекало. Он успел вспомнить даже про
когда-то подаренного ей игрушечного жирафа, над видом которого они долго посмеивались. - …Эмму все любили,
да и она их, конечно, тоже. Душа компании, всегда скажет что-то – и сразу улыбаться тянет, - раздался
предупреждающий шмыг носом.
- Она не жаловалась на рабочий коллектив? – женщина смерила его недовольным
взглядом: те полминуты, что Джек вспоминал о жене, она потратила именно на описание коллег.
- Ее все
любили, - настойчиво повторила свидетельница, давая Джеку понять, что большего он от нее не добьется. Судя
по настенным часам, диалог длился почти пятнадцать минут, и за это время он минимум четырежды слышал эту
фразу, отравлявшую расследование. Миссис Дотчер, безусловно, было жаль, но черт бы побрал узнавать, что с
ней стряслось.
Полдня просидев над бумагами и наконец вырвавшись из кабинета за чашкой кофе, Джек неожиданно испытал подлое чувство, случавшееся с ним, когда он обнаруживал себя посреди гостиной и не мог вспомнить, что его сюда привело. Если он делился своей потерянностью с Лесли, та неизменно советовала пропить курс витаминов – он стал слишком рассеянным. Так и не дойдя до комнаты отдыха, Джек завернул в уборную.
Лицо, смотревшее на него из зеркала, даже ополоснутое холодной водой выглядело откровенно так себе – угловатое, будто бы помятое, приобретшее болезненный вид. Джек отвернулся и заглянул в переписку: смс двухчасовой давности с вопросом о планах жены на выходные давно висело просто прочитанным.
- Это не мог быть кто-то незнакомый, просто полоумный или маньяк? – робко предположил стажер полчаса спустя,
не дав идеи Джека написать Лесли что-то еще развиться.
- Конечно же нет, - рыкнул он раздраженно и уже
хотел в сердцах пуститься в еще не сформировавшиеся объяснения своей позиции, но парнишка только поднял руки
вверх, избавив его от этой нужды.
Мистер Дотчер приходил к ним несколько раз, когда его не ждали, и предлагал им что угодно за более скорое раскрытие дела. Ответить ему было нечем: дело же не в жадности до денег или лени, Джек просто не знал, куда копать. В покойной все души не чаяли, не было причин для ссор, споров и даже соперничества в чем-либо. Эмма Дотчер была по всем фронтам хорошим человеком, судя по объемной сводке фактов, а какой-то кретин, видимо, решил, что так дела не пойдут. Переписки молчат, записи камер не помогают, друзья и родственники рыдают, вдовец на грани. Джек устал и хочет к Лесли. Мысли все чаще перескакивают от одной женщины к другой, и счастье, что его жива и наверняка снова засиживается допоздна на работе – куда спешить, если Джек и сам вряд ли вернется раньше полуночи?
Стажер в который раз объяснился с мистером Дотчером, рассказал то, что имел право рассказать, и аккуратно выставил за дверь. Теперь в глазах помощника читался очередной вопрос, даже догадка, но слушать его глупости не было ни сил, ни желания. Джек остановил его жестом руки и закрыл глаза. Это не мог быть незнакомец, он четко это откуда-то знал. Не понимал только, откуда в нем такая уверенность.
- До завтра, - он поднялся с места и выключил настольную лампу. С него хватит, нужно несколько часов сна и
хотя бы пара фраз, сказанных родным голосом. Разве он многого хочет?
- Но…
- Нет, Макс, давай сам. Я
уже не соображаю, - он хлопнул дверью раньше, чем стажер решился что-то высказать.
Дома горит свет, пахнет едой, Джек разрешает себе вдохнуть полной грудью и оставить нерешенный кейс за порогом квартиры. Он идет прямиком в кухню, ориентируясь на раздающиеся оттуда звуки: Лесли моет посуду. Она оборачивается через плечо, когда его шаги за спиной стихают, бросает что-то приветственное и ставит чистую тарелку на полку.
- Привет, - вторит ей Джек и обнимает за плечи, смотрит, как она намыливает вторую тарелку. – Как ты?
-
Хорошо, - отвечает не задумываясь и ведет плечом; Джек убирает руки. – То есть… Ну, сначала расскажи, как у
тебя.
- Да что говорить, - он прослеживает взглядом путь второй тарелки и пары вилок на отведенные им
места и хмурится. – Все как прежде, только еще более никак.
- Понимаю.
- В плане? – Лесли выключает
воду и отворачивается от раковины, скрещивает руки на груди. Джек понимает, что она выглядит не просто
уставшей, а скорее измотавшейся. У нее давящий взгляд, и, ощущая его на себе, он снова испытывает противное
чувство потерянности. Почему он здесь? А где бы ему еще быть?
- В плане как между нами, - говорит
спокойно, почти безразлично. Джек бросает взгляд на поставленные рядом две чистые тарелки, и ему становится
плохо. – Слушай…
- Да ладно тебе, - он нервно улыбается, простреленный догадкой, а Лесли не спешит его
успокаивать.
- Давай без этого, пожалуйста. Мы оба не умеем закатывать сцен.
Он глупо открывает и закрывает рот, жена смотрит на него, ожидая новой волны реакций, но ничего не происходит. Спустя пару минут Джек понимает, что остался в кухне один. Все эмоции куда-то прячутся, уступая место хладнокровным размышлениям. Джек думает, что он хотел бы сделать с тем, кто лишил его Лесли.
На деле наконец ставится мысленная печать. Облегчение не приходит.
(May 18, 2022)
Первый вариант иллюстрации
Яблоки
У Вени была семья. Именно она подарила ему кучу воспоминаний, жизненных уроков и нелепых прозвищ.
Он редко высказывал вслух, что ему что-то не нравится, а такого, на самом деле, хватало: он мечтал, чтобы родители прекратили ругаться и отсылать его на выходные к бабушке с дедушкой. Хотелось душевного равновесия – слова были почерпнуты из повторяющихся тостов бабушки – собаку и чтобы его никто не трогал. Ни одно из этих желаний не исполнялось, когда он переступал порог второй родной квартиры.
В эту субботу почему-то здесь было еще более суетно, чем обычно, что не на редкость бесило Веню: едва начавшийся курс алгебры не хотел поддаваться пониманию от слова совсем. А счастье, которое в этом понимании наверняка бы заключалось, любит тишину. Это уже что-то из высказываний мамы.
Бабушка что-то варганила на кухне, кажется, второй час подряд, гремя посудой и не давая закрыть дверь в комнату: была какая-то нужда в том, чтобы запах ужина распространялся по всей квартире. И хотя оладья, которые были в меню этого ужина, Веня любил, они точно не стоили решенной домашки и растревоженных нервов.
Дед тоже не давал покоя, постоянно подходя и спрашивая что-то не укладывающееся в рамки привычного, будничного, - что, в целом, полностью соответствовало его недавним размышлениям за столом о том, на чем держится этот мир. Веня, может, и не хотел все это впитывать, но слова запоминались будто бы против его воли. Бабушка всегда радовалась, что он «берет от них только лучшее»; что было худшим, Веня искренне знать не хотел.
- Я учусь, - обозначил он, когда дедушка затянул очередную песню о чем-то своем.
- Учишься, - повторил
тот, почесав бороду, и перевел взгляд с окна перед собой на учебник в руках внука. – Ученье – свет, Венька,
слышал? А это разве ученье. Я когда институт заканчивал, мы с другом моим…
- Дед, давай потом, - мальчик
закрылся от него книжкой в надежде, что тот уловит этот непрозрачный намек. В ответ послышалось:
-
«Потом»… А что значит твое «потом»? Это точка или промежуток времени с началом и концом?
Рядом с дедушкой Веня часто чувствовал, что не умеет разговаривать.
- Не знаю. Просто потом.
Дедушка только усмехнулся, похлопал Веню по плечу и ушел в кухню. Оттуда сквозь шипение сковороды можно было
расслышать голос бабушки: она напевала что-то, скорее даже намурлыкивала, как казалось внуку. Это полупение
было прервано, что ожидаемо, дедушкой:
- Валя, а это что?
- Шарлотка.
- Та, что с яблоками? Откуда
же у нас яблоки?
- Мы с тобой ходили позавчера в магазин.
- Вот магазин помню, а яблоки – нет.
Наверно, не хотел их брать.
- Не хотел, - бабушка сняла что-то шипевшее с плиты, и Веня выдохнул: стало
чуточку тише.
- Валя! – видимо, ненадолго. Веня пересел за компьютер: сам он, видимо, ничего не решит,
надо хоть списать с сайта нормального. – А яблоки были зеленые или красные?
- Желтые, некоторые
красные.
- Желтые… - дедушку это явно озадачило, он со скрипом сел на кухонный табурет (не было ясно, кто
из них двоих при этом заскрипел на самом деле) и какое-то время молчал. Тишина, до которой Веня допросился у
высших сил, продлилась ровно до момента включения браузера. – Получается, из двух вариантов верным оказался
третий. Часто ли так со мной, с нами всеми?
- Ой, Слава…
- А что ж «ой», когда это в самом деле важно?
Вот ты представь, думает врач, что с тобой: проблема с сердцем или с желудком, да? А потом раз – окажется,
что с печенью…
- Слава, не надо.
- А оглянуться не успеешь, лечить поздно будет.
- Не вспоминай о
нем лишний раз, легче же не станет.
- Да он в голову сам уже лезет… друзья – они же навсегда. И как тут
без своего «всегда» быть? - дедушка хмыкнул: - Может, «потом» станет проще.
Веня измотался. Не слушать, да даже просто не слышать непрекращающийся поток сознания дедушки (это что-то полуругательное из выражений папы) было невозможно. Поисковая строка приветливо мигала в ожидании, пока Веня задаст свой волнующий вопрос. Алгебра, что не мудрено, убежала из мыслей, предоставив место для накипевшего.
«что делать когда дедушка постоянно говорит»
Поисковик услужливо предложил добавить «и грустный», и Веня не смог бы пока посоревноваться с ним за более точную формулировку.
Он не успел открыть первую ссылку, когда его вновь прервали. На пороге комнаты стояла бабушка:
- Пойдем
ужинать, Венчик.
Дедушка почему-то есть не захотел и ушел на балкон, предоставив бабушке с Веней возможность перекинуться парой предложений ни о чем и поесть в тишине без лишних мыслей. Благодать да и только; Веня не успел с головой погрузиться в долгожданное умиротворение, потому что, вернувшись в комнату, обнаружил дедушку смотрящим в экран компьютера. Он даже на ссылки не смотрел, просто мысленно транслировал свои вопросы поисковой строчке – а та, как Веня прекрасно помнил, один уже содержала.
- Дед, слушай… - он не знал, что хотел сказать дальше, но его опередили:
- Я грустный? – дедушка посмотрел
на Веню, и взгляд тому совсем не понравился, хотя он не смог бы описать, что тот выражает.
- Ну, - Веня
неопределенно пожал плечами.
- Ничего со мной делать не надо, - сказал дедушка, как-то визуально
съежившись. – Когда-то ж замолчу.
Дедушка почти не говорил с ним до самого отъезда, и оба они бабушке ничего объяснять не стали. Та, конечно, попричитала, но сдалась – нужно будет, поделятся, а она им пока по кусочку шарлотки каждому отдельно принесет.
- Извини, - сказал Веня, уже застегивая куртку на пороге дома. Папа ждал внизу, надо было торопиться. Дедушка
махнул рукой, но видно было, что глаза его чуть посветлели.
- Ничего, Венька, ты меня поймешь потом. Это
отболит.
Тот вдруг почувствовал, что уезжать ему совсем нельзя. Бабушка с кухни смотрела встревожено.
- Я пойду?
- Да иди конечно. Хочешь, яблок тебе желтых в дорогу дадим?
(May 19, 2022)
