Ксения Смирнова. Запуск #10
Содержание
- Двое
- Предшественник Менделеева
- Круги и квадраты
- Плач и палач
- Золотые руки
- Перед окнами
- В лесах
- Единственное желание
- Запах упущенного
- Ситуация
- Дверь
- Законы
- Точка невозврата
- Затворница
Двое
- Че ты чешешься весь?
- Да комары задрали.
- А я говорил, что шорты – отстойная идея.
Фил и Ваня уже полчаса сидели на скамейке, пялясь на могильную плиту перед собой. С памятника на них смотрел пожилой мужчина с добрыми глазами. Прожил он семьдесят три года.
Им нравилось бродить по кладбищу, навещать неухоженные могилы каких-то незнакомых людей и представлять, какими они были при жизни. Вот этому Андрею Петровичу они придумали целую легенду, в рамках которой он, будучи еще молодым, возглавлял банду, потом пытался пару раз остепениться, но жены его никак не могли родить, а когда наконец у второй вышло, они так разругались, что Андрей Петрович, назвав дочку Олесей, сбежал в этот город, где работал охранником на разных предприятиях. Потом, конечно, и это ему надоело, как раз подошло время пенсии, и Андрей Петрович задумался, что можно уже и помирать, когда ему впервые за всю жизнь позвонила взрослая Олеся и сказала, что хочет наладить общение. Он перестал быть одиноким, дочка несколько раз приезжала к нему, а в один день он просто взял и не проснулся, умер спокойно и в одиночестве, но с мыслью, что Олеся его найдет и обязательно поставит могилку. И Олеся поставила, какое-то время даже приезжала сюда, а потом жизнь у нее закрутилась, карьера пошла в гору, она встретила хорошего парня и приняла для себя, что лучшая мысль, которая пришла ей в голову из-за отца – «Не сбегай понапрасну».
Фил и Ваня любили истории – любые, которые вызывали яркие эмоции. Из комиксов к своим шестнадцати они как-то выросли, до серьезной литературы еще не добрались, так что сошлись на придумывании собственных баек. В них уже было влито полтора литра сидра; Фил что-то тихо напевал, глядя на Андрея Петровича, а Ваня от скуки вырывал сорняки с его могилы.
- Скоро разойдемся, - вдруг брякнул Ваня, бросив траву за ограду.
- Замерз?
- Да не, я не про
сегодня. Я про вообще. Школа кончится, ты, наверно, в вуз пойдешь, а я не знаю даже. Может снаркоманюсь,
да и все.
- Ладно тебе, - Фил хлопнул его по плечу. – Я тебя не брошу, даже если ты станешь самым
жутким нариком на свете. Только спидом не заразись.
- Уж постараюсь.
На кладбище почти не было фонарей, и они подсвечивали себе дорогу к выходу телефонами.
- Прям по-любому меня не бросишь?
- Что ты как маленький? Я все сказал уже. Ты еще плакаться будешь,
чтоб я отстал.
Спустя двадцать семь лет Фил – а лучше сказать Филипп Александрович – стоял у свежей могилы на все том же кладбище и глядел на памятник. Ваня – или, чтобы быть на равных, скорее уж Иван Алексеевич – с памятника смотрел в ответ. Вокруг стояли люди: рыдающие, отстраненные, задумчивые. В получасе езды отсюда скоро должны были начаться поминки, но Аня, вдова Вани, никак не могла собраться с силами, чтобы дать команду идти, и все продолжали стоять на своих местах.
- Ваня, - начал Фил, поняв, что потом уже ничего сказать не сможет, - был отличным другом. То есть, по жизни он был тем еще паршивцем, но таким искренним, что ли, что не подкупиться было невозможно. Мы с ним столько пережили вместе, ну вы знаете… Хотя, наверно, о каких-то историях будем знать только мы двое. В общем, - он закашлялся, и кто-то протянул ему бутылку воды. – Да, спасибо. В общем, он мне пьяный всегда говорил: «Ты не проебись главное», и так по-отцовски это звучало, хотя из нас двоих он вряд ли был умнее. И я как-то старался следовать этой просьбе, что-то даже получалось. А в ответ у меня почему-то не находилось, что ему посоветовать. Я думал, что достаточно просто того, что я его не бросаю. Всегда твердил ему, что буду рядом. В детстве это звучало как-то по-девчачьи, а потом свыклись. Просто были вместе, шли куда-то… Теперь один пойду. Ну, ладно…
Аня наконец стала дышать глубже. Она стояла, покачиваясь, и смотрела на Фила, словно видела в его образе сейчас что-то очень важное. Потом кивнула и молча пошла к дороге. Все потянулись за ней. Все, кроме Фила: он присел на скамеечку перед могилой и стал пристально глядеть на плиту, словно от одного взгляда та должна была измениться.
Прошло с полчаса, когда рядом присел еще один человек. Сначала они не разговаривали, это было лишним. Филу протянули бутылку сидра. Он выпил половину залпом.
- Придурок ты, Вань.
- Знаю. Никак не пойму, почему ты меня не кинул.
- Я же сказал: не разойдемся
мы.
- Отличный тост.
(Jun 14, 2024)
Предшественник Менделеева
Я сидел на берегу океана, и в голове моей было пусто. Не было сил думать о еде, воде, людях и вещах, ушедших на морское дно. Передо мной открывался великолепный вид, в затылок мне смотрела зловещая природа. Я почувствовал, что должен идти – не для того, чтобы выжить, но чтобы что-то познать.
Внутренний компас водил меня по диковинному лесу не один час, когда я наконец услышал человеческую речь. Она была мне неясна, но радости моей от неодиночества не было предела, и я бросился навстречу голосам.
В следующую минуту меня дважды чуть не убили – я и сам едва не умер от испуга. Эти люди были другими. Цвет кожи отличался от моей, одеяния были странны, из оружия у них были только стрелы и копья. Один человек вышел вперед и наставил на меня острие. Я догадывался, что говорить бессмысленно, но не мог сдержаться, слова полились из меня, я рыдал, упав на колени, молил, чтобы они сохранили мне жизнь. Человек долго стоял надо мной, глядя в самую душу, и кивнул кому-то из своих подчиненных. Мне принесли воды.
Для них я был так же странен, как и они для меня, и это нас объединило. Все мы были напуганы, разница была лишь в том, что я один, а их десятки. Они проявили ко мне милосердие.
Вечером они играли на диковинных инструментах, рассевшись вокруг костра, курили через длинную трубку, смеялись о чем-то своем. Наверняка они посмеивались над моими попытками что-то до них донести жестами, но вожак их был ко мне добр, принял как интересного гостя и то и дело указывал на какие-то вещи, называя их на свой лад. Я возвращал ему те же вещи своими словами: «еда», «огонь», «деревья», «люди»… Я чувствовал в себе неизмеримый по степени страх, граничащий с агонией, он рвался из меня, молил о чем-то, и я долго сидел неподвижно, силясь распознать, что же хочет мне сказать внутренний голос.
Наконец я понял. И в тот же миг проснулся в своем доме, в собственной кровати. Солнце было уже высоко. Все мое тело дрожало, я ощущал, что стою на пороге важного открытия и, что важнее, на пороге роковой перемены, которая изменит мир. Я должен был что-то сделать, сказать, доказать, убедить… В тот день я не смог подняться, меня взяла лихорадка. Вечером сын сообщил мне, что господин Веспуччи вернулся из плаванья с невероятными новостями. Я почувствовал, что все потеряно.
(Jun 15, 2024)
Круги и квадраты
Это был ужас, кошмар, все девять кругов Ада в одном. Сеня стоял посреди танцевального зала и потел от страха, глядя на весело болтающих Женю и хореографа. Дипломы Светланы увешивали стены едва не от пола до потолка, и выглядело это почти угрожающе, словно права на ошибку в этом месте не было. Сеня осторожно глянул на себя в зеркало и тут же отвел глаза: смотрелся он здесь как поганка в пустыне – поганка в принципе так себе, а среди песков еще и жалость вызывает.
- Ну что, Арсений, готовы? – Светлана бодро шагала ему навстречу, Женя семенила следом. Парень готов не был, но невеста так по-детски радостно улыбалась ему, что не кивнуть он не мог. – Отлично! Тогда начнем разучивать.
Все шло отвратительно. Это была их вторая встреча, на первой они определились с музыкой и стилем танца, а сейчас перешли к практике. Пока они разрабатывали теоретическую часть, Сеня относился к происходящему относительно спокойно: это же просто рассуждения, выбор чего-то относительно неважного, обсуждение предпочтений… Сам танец – совсем другое дело.
В очередной раз чуть не уронив Женю, Сеня отчетливо представил себе, как это будет выглядеть на свадьбе. Все пятьдесят человек будут пялиться на них, молча подливая себе шампанское в бокалы, и думать, как Женю угораздило выйти замуж за пень. А пень только и сможет, что шепотом извиняться и снова и снова наступать ей на подол платья.
- Арсений, все в порядке, вы не переживайте, - подбадривала Светлана, кружа рядом с ними. – Давайте: раз-два-три, раз-два-три! Осторожно, вот так, смотрите под ноги…
Сеня, стараясь держать себя и Женю в руках, бросил взгляд на часы: оставалось еще минут двадцать. Можно и потерпеть. Чуть-чуть, совсем немножко.
- А теперь еще раз с самого начала, - торжественно объявила Светлана, хлопнув в ладоши.
Не будь Сеня достаточно приличным и напрочь выжатым, он бы взвыл. Женя поджала губы, но ничего не сказала, и с новой командой они начали все заново.
Покидали танцевальный зал молча. А что тут сказать? Сеня был хуже олененка на льду, а Женя порхала как бабочка, и вместе они смотрелись как красавица и чудовище из какой-то современной пародии.
- Давай за вином зайдем.
Женя потянула его в сторону магазина. Сил сопротивляться не было. После алкомаркета Сеня позволил утащить себя в сторону парка, где они сели на чуть мокрую после дождя скамейку.
- Не думала, что тебе все это будет настолько тяжело, - призналась Женя, откручивая крышку. – Ты не
говорил, что у тебя такая паника начинается.
- Да как-то повода не было. Я ж по клубам не хожу, даже
в флешмобах школьных не участвовал, откуда мне было знать.
- Что ж, полезно узнавать про себя что-то
новое. Пусть и запоздало.
- Ты злишься?
Женя сделала несколько крупных глотков и протянула вино Сене. Тот принял бутылку, но отпивать не спешил: ответ был поважнее.
- Нет, не злюсь. Наверно, я расстроена, хотелось какой-то сказочности, что ли. Но так не бывает, а я об
этом забыла.
- Бывает конечно, только, видимо, не в этом. Ну прости. Я же не специально.
- Да что
там. Забей.
Мимо них изредка проходили люди, увлеченные своими делами, а Женя с Сеней осушали бутылку вина и говорили о всяком, словно ничего важного и не происходит. Он знал, как трепетно Женя относится ко всему, что должно случиться в тот день. Ее волновали бутоньерки, цвет скатертей, каждый из конкурсов ведущего и порядок тостов. Не было ничего, что ускользнуло бы из ее поля зрения. И тут такая подстава. Сеня включил первую попавшуюся песню и схватил Женю за руку.
- Давай, потанцуем по-человечески.
Они кружились в подобии вальса, сходились и расходились, покачивались на месте. Женя снова начала улыбаться. Одна песня сменилась другой, затем – еще одной, и они наконец замерли в объятиях друг друга, слушая малознакомую композицию.
- Слушай, - сказала наконец Женя, - а может вот так и надо?
- К черту хореографию?
- К черту. Люблю
тебя, Сень.
(Jun 16, 2024)
Плач и палач
Королева безмятежно наблюдала за все возрастающей подле палача горой трупов. Казненные лежали мирной кучкой, из-под них струились ручейки соков, олицетворяя покидающую их жизнь.
Перед палачом поместили нового осужденного. Он лежал, недвижимый и молчаливый, ожидая своей судьбы. Палач, занеся орудие, засомневался.
- Ну? – королева в удивлении изогнула бровь. – Чего ты ждешь?
- Может, не надо его? – палач с надеждой
посмотрел ей в глаза. – Жалко.
- Не надо жалеть его.
- Да я не его, - пробормотал палач, вернув
взгляд к своей жертве, - себя скорее.
- Руби.
Палач зажмурился и с силой нанес удар. Раздался глухой звук: казненного разрубило на две части. Одна половина его сразу откатилась в сторону, и палач придержал ее – рано уходить. Королеве всегда было мало.
- Еще.
Палач со вздохом вновь опустил орудие смерти над телом казненного.
- Еще!
- Не могу, - почти взвыл палач, всхлипывая над четвертинками чужого тела.
- Ты плачешь?
-
Да смотрю на него, и слезы сами льются… Может быть, не надо больше?
- Надо-надо!
Палач сделал еще пару разрезов и отложил нож в сторону.
- Мам, давай ты сама салат дорежешь. Я с этого лука не могу уже.
- Салага ты, Сёма. Жвачку надо было
брать.
(Jun 17, 2024)
Золотые руки
- Так, готово! – парикмахерша развернула Катю лицом к зеркалу.
- Ой, как мило, - Катя изо всех сил
постаралась изобразить благодарность. Такого результата она могла бы добиться дома сама, управившись в
пару раз быстрее и не заплатив три тысячи. Для салона такого уровня у них был какой-то странный
ценник.
- Вам не нравится? – мастер встретилась с ней взглядом. Она была слегка расстроена.
-
Нет-нет, все в порядке. Просто… непривычно.
Катя нехотя расплатилась и покинула салон, прекрасно осознавая, что больше туда не вернется.
Через две недели, однако, она снова стояла на том же пороге. В этот раз ей сделали вечерний макияж – тоже достаточно посредственный, в чем-то даже некачественный. Катя расплатилась, душимая жабой. Больше не придет, нет у них хороших услуг.
Через три недели она записалась в тот же салон на маникюр. Подходя к салону, Катя чувствовала неясную тревогу, словно вела себя сюда не сама, словно ее кто-то тянул. Салон словно оживал при ее появлении. Знакомая парикмахерша стряхивала несуществующие пылинки с кресла, стилист очищал кисточки, администраторша бегала от стойки до кофемашины и обратно, отвечая на звонки. Уборщица аккуратно подметала волосы веником.
- Здравствуйте, - учтиво сказала Катя, встретив ее долгий взгляд.
- Здравствуйте, - проскрипела
старушка. Она как-то странно улыбнулась, и Катя съежилась.
Высоко задранный ценник испортил впечатления от маникюра. Катя отчаянно помотала головой, когда ей сразу предложили следующую запись.
Спустя неделю внутри стало жечь от желания снова туда прийти. Неважно на что, неважно зачем, просто так, просто побыть там снова…
Катя решила почитать отзывы. Сайт у салона был новомодный, с кучей разделов. Отзывов были сотни, и все как один положительные. У Кати что-то сжалось внутри: может это у нее искаженное восприятие красоты или неадекватные ожидания?
Другие разделы удивляли не меньше. Была целая галерея с работами мастеров, и Катя могла поклясться, что те люди, которые работали с ней, такое бы в жизни не смогли сделать. Десятки дипломов и сертификатов, «внесен в топ лучших салонов Санкт-Петербурга в 2018, 2019, 2020…» Присутствовали фотографии всех сотрудников с их личными достижениями. Катя пролистывала их, особо не вчитываясь, пока не дошла до владелицы. Она узнала эту женщину. Вместо крови в венах пульсировал страх. Пальцы сами нажали кнопку «Записаться».
Катю трясло. Она сидела напротив стойки администрации, ожидая начала стрижки. Она не была ей нужна. Или так только казалось? Кажется, концы стоит постричь. Да, и еще челку подровнять. Маникюр тоже отрос. А у стилиста можно взять мастер-класс… Катя с силой зажмурилась. Рядом с ней скрипнул стул: пришла еще одна клиентка. Они встретились взглядами. Женщина лет сорока глядела на нее пустыми глазами.
- Давно сюда ходите? – вырвалось у Кати. Женщина отвела взгляд и ничего не сказала.
Мастер задерживалась с предыдущим клиентом, и Кате принесли еще чаю. Она вся покрылась испариной, закружилась голова, ее начинало тошнить. Нетвердым шагом Катя пересекла зал. Какая дверь ведет в туалет? Она уже не помнила. Она себя-то едва осознавала. Катя дернула ручку первой попавшейся двери и шагнула внутрь.
Маленькая темная комната не была похожа на весь остальной салон. Запах трав дурманил, совсем не помогая продышаться. Едва различая предметы вокруг себя, Катя села на пол. Руки, живущие отдельной жизнью, силились нащупать телефон, стакан воды, выключатель… Ладонь коснулась чего-то мягкого. Катя перевела взгляд на предмет в своей руке. Это была страшноватая куколка. Волосы у нее были как настоящие. Доходило до Кати ужасно медленно. Надо было бежать, бежать срочно, ни с кем не разговаривая по пути. Дверь открылась.
- Кажется, вы ошиблись комнатой? – крайне вежливо уточнила уборщица. Она же – хозяйка салона. Она же –
главный Катин враг в этот момент.
- Да, - просипела Катя. – Простите, мне как-то плохо…
- Это
нормально, - хозяйка улыбнулась и, протянув руку, погладила Катю по голове. – Это скоро пройдет.
-
Что вы со мной сделали? – Кате хотелось плакать, биться в истерике, и еще – со всей силы ударить ее. Но
рука на нее не поднималась, она не могла, она чувствовала, что где-то в глубине души любит то место, что
создала эта женщина. – Что вы сделали?
- Дорогая, это не имеет никакого значения. Но раз вы хотите
узнать… оставите нам хороший отзыв?
(Jun 18, 2024)
Перед окнами
- Девочка, ты уронила, - высокий мужчина протянул Лере ученический билет.
- Ой, спасибо, - она взялась
за карточку, но мужчина не выпустил ее из своей руки.
- Ты не против немного поговорить?
Лера оглядела улицу. Фонари освещали путь редким прохожим, которые не обращали на их странную парочку внимание. Мама должна была приехать через полчаса: застряла в пробке. Лера бросила взгляд на закрытые ворота музыкальной школы.
- Ты не подумай ничего плохого, - спохватился мужчина, делая шаг назад. – Я не хотел тебя напугать.
-
Вам нужно что-то? – Лера попыталась изобразить спокойствие.
- Да. То есть нет. Просто поговорить. Ты
очень на мою дочку похожа.
Лера помялась и все же спросила:
- Чем?
- Волосы у нее такие же – темные, длинные. Рюкзак был один
в один как у тебя. Даже походка похожа. И глаза…
- Она тоже здесь учится?
- Нет. Нет, - мужчина
запихнул руки в карманы куртки и уставился куда-то перед собой. Лера подумала, что диалог наконец
окончен, и сделала пару шагов в сторону остановки, когда мужчина вдруг продолжил: - Она умерла в прошлом
году.
- Мне жаль.
В раннем детстве Лера застала смерть тети и дедушки, но то время она помнила плохо, и эти события особых чувств у нее не вызывали. К своим двенадцати она с трудом понимала, как говорить с людьми, пережившими такие вещи. С ней-то никто не говорил. Лера хотела как-то успокоить мужчину: он становился все грустнее и грустнее.
- А сколько ей было? Ой, простите, наверно не надо такое спрашивать…
- Нет, ничего. Тебе сколько? Лет
одиннадцать?
- Двенадцать.
- Ну, вот и ей бы в этом году было.
- Понятно.
Холодало, Лера стала наворачивать маленькие круги перед школой. Прямо на глазах окна музыкалки гасли: у уборщицы заканчивалась смена. Мама написала, что будет через двадцать минут, там какая-то огромная авария на шоссе. Лера обернулась в сторону мужчины и вдруг уткнулась ему в грудь. Она отскочила. И когда он успел подойти?
- Извините, - по привычке брякнула Лера.
- Да ничего. Ты чего тут одна-то? Поздно уже.
- Родителей
жду, они приедут скоро. И дядя мой с ними.
Лере показалось, что мужчина ей не поверил.
- Здорово, что у тебя полная семья. Я свою Юлю один растил, жена сбежала.
- Мне жаль, - заученно
сказала Лера.
- Да что тут, я ее не виню. Юля была сложным ребенком.
- Понятно.
Лера всерьез задумалась, не считает ли мама ее саму сложным ребенком. Что вообще это значит? Что она была плакса, или ругалась постоянно, или двоечница? Или все сразу? А может она курила? Если так, то Лера под описание не подходила. Да и мама никогда ей ничего такого не высказывала.
Когда Лера вынырнула из своих мыслей, она обнаружила себя метрах в тридцати от места, где они до этого стояли. Ноги, видимо, сами понесли: стоять-то холодно. Мужчина остановился рядом с ней.
- Все в порядке? – он взволнованно смотрел на нее. – Ты, кажется, чем-то огорчена.
- Да так,
задумалась.
- Случается, - мужчина понимающе похлопал ее по плечу. – Ну что, скоро там твои родители?
У тебя уже губы синие.
- Скоро. Вы идите, я подожду, - Лера повела плечом, чтобы осторожно убрать с
себя его руку.
- Не оставлять же тебя одну посреди темной улицы, - мужчина дружелюбно улыбнулся. –
Это опасно.
Лера присела на корточки, обхватив колени руками. Хотелось домой. Мама не отвечала на сообщения. Оно и понятно, за рулем же. Мужчина бродил где-то рядом, не докучая девочке беседами. Лере и того диалога хватило, будет что маме рассказать. И мама, наверно, начнет ругаться, скажет, что она все сделала неправильно, что надо было убежать в какой-нибудь магазин и ждать ее там. Лера задумалась, почему так не сделала. Она обернулась на мужчину. Тот переминался с ноги на ногу – тоже, наверно, замерз.
Прошла целая вечность, прежде чем мужчина снова к ней подошел. Лицо у него было каким-то другим, Лера это сразу заметила. Оно было злое, что ли, и очень-очень печальное.
Из-за поворота выехала мамина машина, и Лера сразу бросилась к ней. Уже почти добежав, она услышала, что за ней спешит мужчина. Она испуганно обернулась.
- Ты рюкзак забыла, - он протянул ей вещь, даже не глянув в сторону мамы за рулем.
- Спасибо, - Лера
взялась за ручку, и мужчина улыбнулся.
- Спокойной ночи. Кстати, Юлю я сам убил.
(Jun 19, 2024)
В лесах
Эта деревня была заброшенной.
По улочкам бродили животные, ставшие новыми хозяевами. Они совсем забыли, что раньше здесь были другие существа. Они гоняли птиц, грызли упавшие с деревьев яблоки, не теряя надежды исследовали дома на предмет сытной пищи. Котам начали нравиться печки, в которых можно было спрятаться от любых невзгод. Псы стали водить своих щенков до озера на водопой.
Старые радиоприемники теперь молчали. Трухлявые шторы развевались на ветру в причудливом танце. Половицы вечно скрипели от мнимой боли.
Животные грамотно поделили пространство: крысы – в подвалах, собаки – в будках и на первом этаже, кошки соседствовали с ними или забирались на второй этаж, птицы селились под крышами. Царила идиллия.
Иногда в деревню приходили люди. В основном молодые и пугливые, ищущие приключений и ответов на свои вопросы. Никто кроме животных не знал, почему деревня опустела, и разумные существа силились разгадать эту тайну, но из раза в раз теряли надежду, и животный городок провожал их множеством внимательных взглядов.
Порой наведывались призраки. Они нежились с котами, играли с собаками, исследовали норки и тайные ходы вместе с крысами. Призраки давно забыли, когда стали такими. Они не отличали одни дома от других, не могли распознать собственные, даже обнаружив свои фотографии. Они не помнили самих себя, лишь иногда отголоски прошлого их настигали, и от этого становилось так больно, что призраки надолго испарялись. Животные по ним не скучали, но всегда были рады призрачным гостям.
Пару раз приезжали городские с кучей техники и чертежей. Звери с интересом наблюдали за тем, как они расставляют палатки, раскладывают свои вещи, а потом сбегают, завидев полчище призрачных хозяев и черных окон, стремящихся поглотить всех входящих. Собаки переглядывались с котами и возвращались к своим делам.
Они жили так годами, а позже – столетиями. Животные плодились, передавая бразды правления из поколения в поколение. Дома обросли мхом, плесенью и всевозможными растениями. Лес поглощал постройки, и те смиренно принимали свою участь. Люди постепенно забыли про это место, а место забыло про них в ответ.
В самом деле, эта деревня никогда не была заброшенной.
(Jun 20, 2024)
Единственное желание
-…Явись!
Мебель задрожала, окна и двери распахнулись, впустив в гостиную холодный ветер, картины попадали на пол. Машка выжидающе смотрела на негаснущую свечу.
- Вызывали? – раздалось за спиной. Машка обернулась на голос и встретилась взглядом с худощавым смуглым
мужчиной в черном комбинезоне. – Ау, слышите?
- Да слышу, слышу, - девушка поднялась на ноги и
недоверчиво осмотрела посетителя. – А вы точно верховный демон?
- Он самый. А что не так?
- Да
прикид у вас какой-то неподходящий.
- А вы прям в курсах, что к чему у нас в Аду подходит.
Маша равнодушно пожала плечами и пошла наливать вино: в книге говорилось, что демона надо задобрить чем-то крепким.
- Если что, у меня сменная работа, - оповестил демон, - тут так-то ненадолго. После пяти утра придется
другого вызывать.
- Уложимся, не переживайте, - она протянула ему бокал, но гость выхватил из второй
руки бутылку и залпом ее осушил.
- Не особенно вы подготовились.
- А я прям в курсах, как надо
было? – Машка язвительно скривилась.
- Ладно, давайте к делу. В чем проблема?
- Спать не
могу.
- Че?
Маша спокойно выдержала его взгляд и пощелкала пальцами перед глазами.
- Слов таких не знаете? Бессонница у меня.
- И вы ради этого такой обряд затеяли?
- Ну да.
-
Зарезали курицу, сцедили свою кровь в стакан, измельчили лесные травы в труху, добавили волосы своих
врагов и прочитали двадцать страниц на латыни? Да вы шутите.
- Попробуйте с месяца три почти не
спать, и не такое делать начнете.
- Ваша взяла.
Демон деловито присел на диван и скрестил руки на груди. Очевидно, его что-то смущало в этой ситуации.
- Что не так? – Маша раздраженно уставилась на него. – Сделайте просто заговор какой-то, бурду свою
прочитайте, да и все. Не знаю, как оно у вас там делается.
- А к психологу вы не ходили?
-
Господи, да какое вам дело?
- Так, попрошу без упоминания этого типа. Мне информация для контекста
важна. Не поймите неправильно, но, может, молились хотя бы?
- Да я че только не делала, все впустую.
Столько таблеток перепробовала, ничего не берет. Если Богу от меня сальто нужно, пусть хоть свистнет, я
исполню. Вот прям с места.
- Реально?
- А что еще остается?
- А вы отчаянная.
- Я спать
хочу.
Посидели. Машка допила бокальчик, демон сделал пару записей для отчета.
- Короче, ситуация непростая. Это вообще не мой профиль.
- Другого тогда позовите.
- Я имею ввиду,
не демонический. Вы бы сказали, ну там, искусить кого-то, грохнуть, болезнь натравить. Это мы умеем. А
тут – на тебе…
- И что делать? Все зря было? Что ж вы сразу не сказали?
- Да как-то неприлично.
Помолчали. Маша устало осела на пол и стала прочесывать ворс ковра.
- Ну вы и злодей, конечно, - фыркнула она. – Надежду дали, болтать заставили, вино мое выпили, а в итоге
ни шиша.
- Такова моя природа, - демон пожал плечами и поправил лямки комбинезона. – Ладно, пойду я
тогда. Извиняйте.
Машка проводила его взглядом до двери и начала плакать.
- Ну что ж вы так, - демон тут же вернулся. – Нельзя же так расстраиваться. У вас вот зато сколько
времени свободного теперь! Можете, не знаю, крестиком начать вышивать. Или по учебе что-то делать.
-
Да я не соображаю уже ничего, - Маша утирала злые слезы, а те никак не заканчивались, и ее лицо
становилось все краснее. – Говорят, у вас грешники живут как в дне сурка, каждый день одно и то же
дерьмо до бесконечности. Вот у меня та же хрень, а я еще не сдохла даже.
Демон поджал губы. Его давно хотели понизить, а если узнают, что он заказ не выполнил, три шкуры спустят. Маша поглядела на него уставшими глазами и легла на ковер в позе эмбриона.
- Ну, хотите, я вам колыбельную спою?
(Jun 21, 2024)
Запах упущенного
Лена нетвердым шагом добрела до спальни и завалилась на кровать. Пьяные глаза искали, за что бы им зацепиться, и наткнулись на полку с фотоальбомами. Занятие на ближайший час было найдено.
Она разложила их полукругом перед собой и стала поочередно пролистывать. Вот ее свадьба, здесь – посиделки у сестры с ее семьей, тут чьи-то похороны, а вот уже Света делает свои первые шаги… Как-то все стремительно. А ей ведь всего тридцать два.
Лена бросила взгляд на телефон и неприязненно сморщилась: Вадим обещал быть дома еще несколько часов назад, а теперь даже трубку не берет. Козел.
Дверь спальни скрипнула, и на пороге появилась растрепанная Света. Пятилетние сонные глаза быстро изучили обстановку: мама сидит с ногами на кровати, вокруг нее какие-то книжки, на полу стоит пустая бутылка из-под чего-то знакомого. В общем, все как обычно.
- Где папа?
- Не знаю, - Лена безразлично пожала плечами. – Тебе не спится? Иди ко мне.
Света забралась к маме на кровать и стала разглядывать фотографии. Кого-то она узнавала: двоюродный брат Саша, бабуля, дядя Леша, тетя Юля. В комнате неприятно пахло спиртом. Запах привычный, но не приятный. Света обернулась на маму. Та уже пару минут сидела, уставившись на маленькую старую фотокарточку. Дочка с трудом опознала на ней саму маму. Она тут была совсем девочкой, еще в школьной форме. По обе стороны от мамы стояли еще два мальчика.
- А это кто? – Света тыкнула пальцем в того, что был слева.
- Лучший человек на свете, - Лена
улыбнулась. У нее даже глаза засветились. Света придвинулась поближе, с любопытством разглядывая смутно
знакомое лицо. – Интересно?
- Угу. Расскажи!
- Мы познакомились в школе, когда я переехала сюда.
Он жил в двух домах от меня и всегда провожал до подъезда. Его мама за это меня не любила: он вечно
опаздывал на обед, потому что забалтывался со мной. У него были теплые глаза и холодные руки. Красиво
играл на гитаре, стихи сочинял. Плаваньем занимался, я на все его соревнования ездила… Он меня очень
любил.
Света не смогла бы описать, что чувствует по этому поводу, в ней скопилось много всего разом. Она, наверно, еще не знала подходящих слов.
- А это кто? – она указала на мальчика справа.
- А, это? Это папа твой.
(Jun 22, 2024)
Ситуация
Короче, дело было так. На бабу Люсю упал кирпич.
Она шла из магазина канцтоваров, потому что дома закончились пишущие ручки, а сканворды сами себя решать отказывались. Путей от магазина до дома было три: один проходил вдоль школы, другой вел по улице, третий, избранный бабой Люсей, не содержал ничего примечательного, но был самым коротким. А ноги старушки были больные, так что выбор был очевиден. Она проходила под тем домом, из окна которого выпал кирпич, именно в тот момент, потому что днем ручка еще писала, а вечером баба Люся вспомнила о скором начале любимой телепередачи и стала в ускоренном темпе двигать тросточкой. Времени уклониться от кирпича у нее не было, да и она, если честно, вряд ли бы стала это делать, потому что если в Раю не играет «Поле чудес», то что это за Рай такой. А коли играет, то и помирать можно. Терять-то нечего.
Другой вопрос, че этот кирпич вообще из окна полетел. Все случилось из-за Юльки.
Юлька жила на другом конце города и в этот район приезжала редко, но метко, каждый раз устраивая представление. Юльке было сорок пять, она была экономистом, матерью трех не очень взрослых детей и алкоголичкой до мозга костей. Несмотря на свое техническое образование, душа Юльки всегда лежала поближе к сцене, и она не упускала ни единой возможности таковую устроить. Самое сложение для артиста – найти своего зрителя, и Юлька скиталась в поисках по всем захолустьям, пока не наткнулась на Володю. Володе было сорок семь, он был механиком, отцом одного взрослого ребенка и алкоголиком от ушей до пяток. В общем, вместе им скучать не приходилось.
Юлька стала приезжать к Володе каждые выходные, когда изредка посещаемая работа переставала капать ей на мозги. Вместе они выпивали, смотрели телик, дрались, блевали, уродливо сношались и вообще классно проводили время. Когда Юльке становилось скучно идти по одному и тому же сценарию, она выбегала в подъезд и орала, что Володя ее избивает. Когда зрители-соседи перестали на это отзываться, она стала крушить квартиру возлюбленного, параллельно не к месту цитируя всяких знаменитостей и повторяя «Говорила мне мама!» (хотя мама, к ее счастью, про Володю была ни слухом ни духом и вообще с дочерью давно не общалась).
Но вот однажды, пять дней назад, Володя попал в больницу, потому что напился до какого-то нечеловеческого состояния и ему резко поплохело. Юлька плакала ему в трубку, когда он очнулся, и прокапанный Володя поклялся ей, что бросит пить и начнет новую жизнь. Когда, если не сейчас? Он вернулся домой, повыкидывал все бутылки, разобрал мусор и, обнаружив, что сильно чище не стало, решил затеять ремонт. Юлька сильно его в этом поддержала и сказала, что вместе они точно справятся. Короче, любовь любовная.
Вместе они протусовались в квартире, пахнущей краской, три дня, когда Володя решил, что ему вместо двушки нужна трешка, а это значит, что нужно поставить еще одну стенку. И нахрена ему эти ремонтики, если сам он ничем не хуже? Мужик же! Он прикупил кирпичей и начал свое благое дело. А в тот день как назло Юльку наконец уволили, последние копейки были упущены, и она с горя, что вселенная к ней так несправедлива, напилась и поехала к Володе.
Володя встретил ее со шпателем в руке, а она его – с бутылкой коньяка. Упившиеся, они продолжали тщательно (безуспешно) ставить кирпичи на свои незаконные места, когда Юлька почувствовала, что сцена ее зовет. Прям кричит, что ей надо высказаться. И началось: Володька дурак, подлец, хмырь наглый, пропойца, низшее звено в любой цепи, да еще и коньяк ее пьет, а она его на последние деньги купила, ей уже электричество отключили, ребенок дома некормленый, отец родной помер месяц назад, Юлька-то женщина с большим сердцем, а Володя вот как к ней! Не пожалел! Не пригрел! Коньяк ее выпил!
Бутылка коньяка полетела из окна, когда Володю задрало постоянное ее упоминание. Юлька от этого только сильнее завелась и накинулась на него в отчаянном желании вырвать пару клоков волос. Володя взвыл, отбросил Юльку к недостроенной стене, начал угрожать, что выгонит ее, и пусть катится куда хочет. А Юлька не была к такому повороту готова и, чтобы доказать всю силу своего протеста, схватилась за кирпич. Володя начал уворачиваться от ее косых замахов, они орали друг на друга, как никогда прежде, и в конце концов Володя сказал, что ему это все надоело – если так хочет, пусть бросает, но помнит, что пути назад не будет. Володя вообще любил такие фразы, а Юлька – еще сильнее. И поэтому смело зарядила кирпич ему в башку. Володя, в лучших традициях бывшего спортсмена, вовремя среагировал и увернулся, а орудие преступления полетело в уже разбитое окно.
Ремонт был окончен. И не только ремонт.
(Jun 23, 2024)
Дверь
Все время, что они шли от электрички до домика в лесу, мама не переставала говорить, как им там понравится: вдалеке от всех и всего, только они и природа, вкусная еда, озеро неподалеку! Егор устало перебирал ногами и думал, что все бы ничего, если бы там хоть связь была, но нет же: она пропала еще на полпути. Домики по сторонам от проселочной дороги становились все реже и реже, пока совсем не пропали. В лесу, обступившем семью со всех сторон, ориентировались по карте, присланной хозяевами съемного дома.
Папа выдал каждому по ключу (Егор и Юля сунули их в карманы, папа повесил свой на цепочку, а мама закрепила карабином на ремне), и началось исследование дома, в котором они должны были провести следующие две недели. У Егора и Эли уже начались летние каникулы, родители взяли отпуска за свой счет и устроили все так, чтобы ни одна живая душа не попыталась нарушить их покой в течение этого времени. Эля говорила, что это детокс. Мама говорила, что это инстинкт самосохранения.
Дом им понравился. Две спальни, гостиная, уютная кухня, ванная… Перед домом была просторная поляна с беседкой по центру, где папа намеревался жарить рыбу и мясо. Разложив вещи, семья направилась к озеру, отмеченному на карте: по такой жаре страшно хотелось искупаться. Они плескались, без опаски ныряли под воду, маме и Юле даже удалось немного позагорать. Егору нравилось это место.
Но, как это часто случается, нравилось оно недолго: на следующий же день Егор слег с температурой, и лес сразу стал его главным врагом. Какую радость можно получить, если выходить из дома нельзя, а в самом доме только странные старые книжки и никакого вай-фая?
- Не кисни, Егорка, - Эля щелкнула его по носу, - лечись лучше, и скоро будешь снова носиться где захочешь.
Егор словам сестры не особо верил: мама явно решила, что сын будет прикован к кровати еще дней пять минимум. А если мама что-то решила, спорить бесполезно. Егор с кровати, стоявшей прямо под окном, наблюдал за тем, как весело остальные проводят время: бросают друг другу фрисби, едят шашлыки (ему, конечно, тоже принесли, но одному есть было невкусно), по очереди играют на гитаре… Он долго смотрел на них, постепенно проваливаясь в сон, отягощенный температурой. Периодически Егор пробуждался от беготни и громкого шума под окнами и думал, что родители совсем потеряли совесть: затеяли, видимо, догонялки на ночь глядя, и снова его не позвали. Снедаемый обидой, Егор снова засыпал.
Проснулся он уже к вечеру следующего дня. С трудом открыв глаза, Егор оглядел комнату: ничего не изменилось. Юля, видимо, к нему даже не заходила. Не принесли ему ни лекарств, ни еды. Где она вообще? Егор уже привычно обернулся к окну и испуганно дернулся. Прямо напротив окна, глядя на него в упор, стояла мама. Егор никогда не видел у нее такого взгляда. Он был не злой, не радостный, не задумчивый. Он был какой-то изучающий, что ли. И мама, наверно, была очень голодная: по подбородку текли слюни.
- Мама? – Егор неуверенно позвал ее, но она никак не отреагировала. Мама просто продолжала пялиться на него. Егор съежился на кровати. Может, ему это кажется странным из-за температуры? Он пощупал свой потный лоб. И правда слегка горячий…
Мама протянула к нему руку и уперлась ладонью в окно. Егор посмотрел ей за спину и увидел сломанную беседку. Остальных там не было. Он с трудом сглотнул и вернул взгляд к маме. Она медленно подняла вторую руку и указала на вход в дом. Не отводя от него глаз, мама двинулась в сторону порога.
Егор просидел в напряжении несколько минут, прежде чем услышал настойчивый стук в дверь. Пришлось подняться и пойти к выходу. Он замер перед закрытой дверью и задумался, хочет ли он ее открывать.
- Малыш, открой, пожалуйста, дверь, - донеслось с той стороны. Голос у мамы был какой-то хриплый, словно
она всю ночь кричала.
- А где папа с Юлей?
- Открой, пожалуйста.
- Что случилось?
- Я все
тебе расскажу, только открой, хорошо?
С каждой маминой репликой открывать хотелось все меньше.
- Нет, - Егор решительно сжал кулаки, пусть мама и не могла этого увидеть, - сначала расскажи.
-
Милый, открой дверь. Тут холодно.
- Открой, пожалуйста, - мама несколько раз подергала ручку. Безрезультатно. Егор пилил дверь взглядом, медленно отступая вглубь дома.
- Открой мне, малыш. Я замерзла.
- Здесь никого больше нет, только я.
- Открой, пожалуйста. Я проголодалась, - мама поскреблась в дверь ногтями.
- Почему ты молчишь? Открой мне, и мы поговорим.
- Открой, мне так одиноко…
- Малыш, открой дверь. Тебе надо быть послушным.
- Ты там один? Открой, пожалуйста.
- Я такая голодная, мне очень хочется есть.
- Милый, открой дверь.
На какое-то время она замолчала. Егор сидел в прихожей, раскачиваясь взад-вперед, слушая ее удаляющиеся шаркающие шаги. Потом она вернулась. Начала бить кулаками и умолять ее впустить, она кричала, рыдала, едва не выла, скреблась как собака, все повторяя одно и то же:
- Впусти меня, пожалуйста. Открой дверь. Открой! Открой!
Егор беззвучно плакал. Он знал только одно: его настоящая мама никак не могла потерять ключи.
(Jun 24, 2024)
Законы
Мальчик в лохмотьях брел по темному лесу. Он шел без цели, утеряв надежду найти дом. Мимо него пролетали насекомые, пробегали мелкие звери; порой ему слышался шепот, но слов он разобрать не мог. Мальчик хотел уснуть.
Он наткнулся на разлапистую ель и забрался под самую пушистую ветку, чтобы она укрыла его от ветра. Мальчик быстро погрузился в тревожный сон. Разбудило его назойливое жужжание прямо под ухом. Ему показалось, что он слышит человеческую речь, мальчик распахнул глаза, но не увидел ничего, кроме огромной уродливой стрекозы перед своим лицом. Выглядела она так странно, несуразно и пугающе, что мальчик, недолго думая, двумя руками прихлопнул ее. Вновь стало тихо. Только когда посветлело, и мальчик решил продолжить свои скитания, он увидел, что его ладони окрашены кровью. Ее было очень много.
Целый день он шел, не разбирая дороги. Перелезал через поваленные деревья, скатывался в рвы и выбирался из них. Мальчику казалось, что лес шепчется за его спиной. Следующей ночью он развел костер на берегу реки.
- Почему он пришел? – спросил фавн, наблюдая за мальчиком из-за деревьев в отдалении.
- Не по своей
воле, - невпопад, но крайне уверенно отозвался кентавр.
- Людям сюда нельзя, - пискнул из травы
еж.
- Он об этом не знал.
- С каких пор это стало важно?
- Подожди…
Мальчик силился отогреть руки и ноги. Вода в реке успокаивающе журчала. Мальчик поднял голову и посмотрел
на звезды. Красиво. Вода вдруг резка зашумела, словно в ней кто-то плескался. «Рыбы», - подумал мальчик.
Вдруг раздался голос:
- Что ты тут делаешь, милый? – из воды на него смотрела девушка невероятной
красоты. Мальчик вскочил на ноги. – Не бойся, я не ем человеческих детей. Как ты тут оказался?
Мальчик постоял в задумчивости, поглядел по сторонам, а потом дрожащей рукой показал на свой рот и покачал головой.
- Ты не разговариваешь? – русалка печально улыбнулась. – Хочешь немного рыбы?
Русалка с любопытством наблюдала, как жадно мальчик ест едва прожаренную рыбу. Из леса послышались шаги. Мальчик напряженно обернулся и увидел девушку, сплошь покрытую растениями. Казалось, они росли прямо из ее кожи.
- Какой у тебя интересный гость, - обратилась дриада к русалке. – Если бы не птицы, мы бы еще долго о нем
не знали.
- Люблю хранить тайны, - русалка игриво вздернула хвост. Мальчик в удивлении уставился на
него. – И что же говорят птицы?
- Что он убийца.
Русалка изучающе осмотрела мальчика, явно прикидывая, могла ли эта кроха действительно кого-то убить. Мальчик поежился не то от этого взгляда, не то от холода, который исходил от дриады. Девушки молчали, но казалось, что мысленно они ведут занятную беседу.
Только спешно доев рыбу, мальчик заметил, что вокруг костра собралось немало зверей: белки, ежи, лисы, зайцы, рыси – все выбрались из своих нор, чтобы познакомиться с нежданным гостем. Наконец из-за деревьев вышли кентавр и фавн. Последний был явно зол.
- Тебе здесь быть нельзя, - крайне строго сказал он мальчику. Тот отчаянно замотал головой. – Не надо, не
говори, что не хотел сюда попадать. Закон есть закон.
- Ты как всегда суров, мой друг, - кентавр
положил руку на плечо фавна и как можно более дружелюбно улыбнулся мальчику: - Видишь ли, ты нарушил
сразу несколько наших правил. Ты пришел в наш лес. Ты ел нашу пищу.
Мальчик испуганно обернулся на русалку, но она только пожала плечами, мол, не ее забота.
- И, наконец, ты убил одного из нас.
Звери зашептались между собой. Кролика? Ворона? Нимфу? Кого же? Мальчик в отчаянии поднял руки, и тогда все увидели следы крови. Следы преступления.
- Ты убил фею, - объяснил кентавр. – Она наверняка хотела сказать тебе то же, что и мы: тебе надо
вернуться домой. Но ты по незнанию, кто она такая, убил ее, как жалкое насекомое, лишив нас друга,
собрата. Жителя этого места.
- И мы не можем этого простить, - фавн кровожадно оскалился.
- Мне
кажется, - встряла дриада, - что наказание стоит смягчить, раз он не знал, что творил.
- А мне
думается, что все он понимал. Как мы узнаем, что у него на уме, раз он и слова вымолвить не может?
Мальчик вскочил на ноги и, заливаясь беззвучными слезами, начал жестами объяснять, что с ним произошло, что он очень напуган, что он совсем не хотел причинить кому-то вред… Лесные жители молча наблюдали, мысленно вынося приговор.
- Он должен умереть, - заключил фавн. – Неважно, каким был его путь.
- Но мы его убивать не будем, -
добавил кентавр.
- Его убьет лес, - шепнула русалка.
Мальчик хватался за деревья, животных и даже за воздух, когда его сажали на спину кентавра. Наконец он выдохнул и обмяк, смирившись со своей участью.
- Твой путь будет долгим, - сказал кентавр, обернувшись к нему через плечо. – А пока мы идем, я расскажу тебе о звездах.
Фавн, дриада и русалка запели лесную песню; звери, каждый на свой лад, подхватили. Кентавр с мальчиком пошли прочь от костра, и лес сомкнулся за их спинами.
(Jun 25, 2024)
Точка невозврата
Когда мы вместе, мне почти не страшно. Я думаю, что всё не так уж плохо, раз у меня всё ещё есть силы тебе незаметно улыбаться. Хорошо ли я держался всё это время? Я стал чаще думать, кто защитит тебя, если меня не будет рядом. Отыскал пару кандидатур. Прости.
Я хочу увезти тебя в далёкую глушь, где никто не смог бы причинить тебе вред. Беда в том, что опаснее всего для себя ты сам, и от этого у меня нет средства. Я хочу, чтобы ты себя полюбил, но ты себя только губишь, как бы я ни старался тебя уберечь.
Я всеми способами намекал тебе, где твой путь. Наставлял, советовал во снах, огораживал от лика смерти. Ты не готов меня слушать — или просто не хочешь. Может быть, тебе не нравится мой голос, моя манера спасать? Что я должен был бы в себе изменить ради тебя?
Во мне нет гордости, но есть боль. Я вижу, что ты не любишь меня, не веришь в меня, не мыслишь позаботиться обо мне в ответ. Мне горько. Кажется, я ничему не смог тебя научить.
Я был с тобой столько лет. Берег твоё сердце, охлаждал твой разум, спасал твою душу. Но больше пользы от меня нет, я исчерпал все свои силы. Я отдам тебя в надёжные руки, а до тех пор постарайся сберечь себя сам.
Прощай, дорогой.
Твой бывший ангел-хранитель
(Jun 26, 2024)
Затворница
Джованни был одним из тех творцов, которых обычно признают только после смерти.
Ему было двадцать пять, он был пылок, сварлив с людьми и крайне нежен со своими работами. Скульптура была для него сродни дыханию самой жизни, он чувствовал вдохновение, едва взявшись за инструмент.
Немногочисленные приятели и все множащиеся критики говорили, что ему следует выходить в свет, показывать миру свои творения, но Джованни лишь кривился: его работам достаточно одного зрителя – их создателя.
Он вел отшельнический образ жизни и мог неделями не выбираться из своей мастерской. Если Джованни захватывала идея, он не отрывался от работы, пока не почувствует, что та наконец закончена.
Прочитав во время болезни посредственный французский роман, Джованни вдруг ощутил, что кончики пальцев покалывает: муза зовет. Он принялся за дело с остервенением хищника, напавшего на след жертвы.
Движения его рук впервые за долгое время были резки и нервозны. Он точно представлял, что и как должно выглядеть, а потому бесчисленное количество раз переделывал скульптуру юной француженки, чтобы она соответствовала воображаемому образу.
- Никуда не годится, - сказал как-то раз учитель Джованни, заглянувший в его мастерскую. – Кривой нос, слишком острые коленки, про волосы и говорить нечего. Милый, ты хоть немного старался?
Джованни с присущей ему всклокоченностью высказал престарелому наставнику все, что думает о его мнении, и выпроводил вон. Слова старика оставили рану на его сердце.
Шли дни. Джованни потерял сон. Ему вечно казалось, что в его доме есть кто-то еще – а что может быть хуже для отшельника? Из-за кого-то скрипели половицы, открывались окна, инструменты менялись местами. Это сводило с ума. Стало еще хуже, когда Джованни обнаружил, что ночной посетитель позарился на его француженку: ей варварским методом пытались выровнять нос, увеличить бедра, укоротить платье… Так не могло продолжаться вечно, но как ни старался Джованни караулить нежданного гостя у двери, тот чудесным образом проскальзывал мимо его зорких глаз и вносил свой вклад в работу.
Однажды скульптора разбудил стук долота – этот характерный звук он узнал бы из тысячи прочих. Неслышно подобравшись к мастерской, Джованни с канделябром на перевес заглянул внутрь, чтобы застать акт вандализма.
- Господи! – воскликнул он, отшатываясь вглубь коридора.
Гипсовая француженка резко отвернулась от зеркала и выронила долото.
- Вы меня напугали! – рассерженно заявила она.
- А вы – меня! Как вы… что это значит?
- Женщины
непостижимы, - хмыкнула француженка. Джованни узнал в ее словах цитату из прочитанного романа. Осмелев,
он подошел к ней ближе.
- Что же вы делаете?
- Исправляю ваши ошибки, - без тени стеснения сказала
девушка.
- Ошибки? Позвольте, какие здесь могут быть ошибки?
Француженка, чья гипсовая кожа казалась бледно-голубой в свете луны, поочередно стала указывать ему на
неточности:
- Уши, пальцы, волосы, нос, ноги, здесь все надо переделывать!
- Кто вам это внушил?
Чем вам не нравится моя работа?
- Мне нравится, - отведя взгляд, ответила та, - однако другим –
нет.
- Вы это из-за учителя, верно?
- Нет. Его мнение меня мало взволновало, - француженка
грациозно поправила лямку на своем длинном платье, и Джованни вдруг заметил, что долотом она пыталась
выровнять себе несчастный носик, над которым он столько часов мучился.
- Что же тогда не так?
- Вы
больше никому меня не показываете, - она обиженно надула губы. – Значит, я недостаточно хороша. Так или
нет?
- Вы идеальна! – Джованни сложил руки в молитвенном жесте. – Вы – лучшее мое творение. Я никогда
не видел столь красивую женщину!
- Вы лгун, - она отвернулась от него и молча прошагала к
постаменту.
- Как мне к вам обращаться? – вкрадчиво спросил Джованни.
- Жизель.
- Жизель,
послушайте, я просто не такой человек. Я не хочу, чтобы кто-то видел мои работы. Не хочу, чтобы кто-то
кроме меня смотрел на вас. Понимаете?
- Вы еще и эгоист, - фыркнула Жизель. – Если цветок будет жить
без солнца, он быстро завянет.
- Не все растения любят свет.
- Я его люблю.
- А я – вас, -
шепнул Джованни. Жизель ему не ответила.
Всю ночь Джованни восстанавливал исходный образ любимой. Острые скулы, тонкие руки, нос с горбинкой, тонкие лямки на платье… Он осмотрел свою работу: она была так же прекрасна, как и в его мыслях. Оставалось, сжав волю в кулак, сделать только одно.
Спустя неделю прошла первая выставка Джованни. Посетители бродили между скульптурами, бурно обсуждая то работы, то их создателя, и в конечном счете все они стекались к творению, что стояло в центре залы. К нему была лишь краткая подпись: «Моя милая Жизель».
(Jun 27, 2024)